Ефрейтор Икс [СИ] - Сергей Лексутов

Олег повернулся к Батышеву:

— Арнольд Осипович, что, правда?

Тот медленно наклонил голову.

Олег раздраженно ответил:

— Я же говорил, что нам пока не под силу управлять природными процессами.

— А что изменится потом? Иван Ефремов в "Туманности Андромеды" проблему пустынь и тундр решил простым путем: сдвинул земную ось, уменьшил ее наклон. Тут без дополнительных исследований ясно, что в результате такого глобального вмешательства вымрет процентов девяносто животных и растений, а в результате катастрофических ливней и ураганов, погибнет большая часть человечества.

Михаил насмешливо вмешался:

— Ребята, мы, кажется, говорили об управлении природными процессами, а не о климате.

Олег облегченно подхватил:

— Вот, вот, оставим-ка земную ось в покое. Я имел в виду управление природными процессами в целях производства пищи.

— Так, так… А ты знаешь, что попытка управления природными процессами неизбежно сказывается на климате? Ну, хорошо, пусть управление в целях производства пищи. Значит, уничтожаем одни виды животных и растений, малоценных в пищевом смысле, и неограниченно размножаем других, ценных в пищевом смысле? Получаем тот же результат, что и от сдвига земной оси — катастрофу.

— Ну, почему же, уничтожаем… — растерянно протянул Олег.

— А потому! Сельскохозяйственный биоценоз — это всегда биоценоз малокомпонентный. И многокомпонентным быть он не может. Попробуй, потом собери урожай… Так вот, чем больше мы осваиваем территорий для сельхозугодий, тем более уязвимой становится биосфера в целом. Даже без гербицидов-пестицидов к середине двадцать первого века вымрет процентов тридцать-сорок видов животных и растений, об этом уже давно в открытую говорят. А это значит, рухнут все пищевые пирамиды, порвутся экологические цепочки, океаны покроются дрянью из дохлых сине-зеленых водорослей, а там и смерть всего человечества от удушья через несколько десятилетий…

— Весьма мрачная картина… — усмехнулся Михаил.

Павел не заметил его сарказма:

— А какое право мы имеем управлять? Любое управление в конечном итоге сводится к тому, чтобы дать возможность неограниченно развиваться одним видам, и обречь на вымирание другие. Или только мы имеем право жить на Земле? Благодаря тому, что у нас оказалось чуть больше серого вещества, чем у других?..

Олег поднял руку, как бы пресекая попытку перебить себя:

— Стоп. Если я правильно понял, ты считаешь, что надо прекратить эксплуатацию природных ресурсов?

— Правильно понял. Но я не призываю к тому, чтобы прямо сейчас, взять, и всю биосферу объявить заповедником. Надо будет постепенно переходить к промышленному производству пищи.

— А сейчас что, не промышленное производство?

— Ну, где ж промышленное? Распахиваем степи, корчуем леса, рубим леса… Да хотя бы, так называемый, промышленный лов рыбы в морях и океанах. Вспомните, какая была эйфория лет десять пятнадцать назад? Океан, дескать, в десять раз больше может прокормить народу, чем живет его на Земле, а оказалось, что биомасса океанов и морей составляет лишь три десятых процента от всей биомассы Земли. Жизнь кипит только на шельфах, остальной объем — пустыня. Кое-где началось садковое разведение рыбы. Вот это и есть промышленное производство рыбы. А традиционное сельское хозяйство? Производительность труда там можно повышать до какого-то предела. Автоматизация сельскохозяйственных работ сильно затруднена. А ведь только она дает большой прирост производительности труда. И потом, сельское хозяйство слишком сильно зависит от погоды…

— Но со временем мы сможем управлять климатом.

— Мы уже говорили об этом. Управление климатом неизбежно приведет к катастрофе.

— Выходит, так и оставаться зависимым от природы?

— Как всем хочется победить природу… Неужели не понятно? Победа над природой будет означать гибель человечества. Надо прекратить всякое воздействие на биосферу. Но поскольку население Земли растет, и его нужно кормить, а поля имеют предел продуктивности, и предел этот обусловлен конечной величиной солнечной энергии на единицу площади. К тому же мы никогда не сможем зарегулировать все факторы на полях, влияющие на рост растений. Остается единственный путь — увеличивать площадь полей. Что неизбежно приведет к катастрофе.

— Да-а… Перспективы… — протянул Олег. — И что же делать?

— Переходить к производству пищи в биотронах!

— Ха, биотроны… Ну работает в институте селекции биотрон… А знаешь, сколько стоит килограмм сортового зерна, выращенного в нем?

— Знаю. Тонна — будет стоить меньше, а миллион тонн уже дадут прибыль. К тому же эффективность возрастет в сотни, и даже тысячи раз. Ведь ни для кого не секрет, что до стола доходит лишь процентов десять сельхозпродуктов. Остальное вульгарно сгнивает в хранилищах. А при биотронном производстве не нужны будут хранилища, не нужно будет возить из конца в конец по миру то, что выращено. Свежие ананасы и бананы в любое время года на любой широте. К тому же, при интенсивном освещении продуктивность любого растения возрастает в сотни раз.

— Размечтался… — насмешливо протянул Олег. — В мире в настоящий момент два миллиарда человек хлеба до сыта не едят, а ты — ананасы…

— Потому и не едят, что производство пищи застыло на уровне древнего Шумера и Египта.

Олег поднял руки, как бы сдаваясь:

— Арнольд Осипович, ну и студенты у вас! Что дальше только будет… Впрочем, жаль я его на экзаменах пощупать не успею.

— Тебе повезло, — профессор спрятал усмешку в бороду. — А то стал бы щупать, да и сел в лужу. Ты ведь не слишком хорошо знаешь даже то, что в учебниках написано. А что с Павлом будет? То и будет… Закончит Университет, начнет разрабатывать какой-нибудь узкопрактический вопрос, что у нас только и считается настоящей наукой, благополучно забудет все эти свои фантастические идеи, ну и со временем станет хорошим ученым. Хотя, насчет биотронов… Это не так уж и фантастично… Надо бы посчитать… Эх, не силен я в этих делах! Насчет энергии, ка пэ дэ, и прочего…

Павел усмехнулся, и ничего не сказал, снимая с рогулек вертел с рыбой, только спросил Олега:

— Тебе хвост, или голову?

— Давай голову. Люблю голову у рыбы пососать… — осторожно откусив кусочек, проговорил блаженно: — М-м… Вкусно… Хоть и без соли…

Батышев жевал аир, даже не морщась от горечи, разгрызал луковички ятрышника, отрешенно глядя куда-то в даль, за реку, о чем-то сосредоточенно думая. Борода его мерно двигалась вверх-вниз. Павла поразила татуировка на его груди, которую он только что разглядел среди седых волос. Крошечный портрет Сталина, выколотый с изумительным искусством. Татуировка на груди профессора! Это было невероятно, невозможно, по понятиям Павла. Однако спросить он постеснялся. Профессор разрезал рыбину своим ножом, рассек одним точным ударом саранку, пододвинул Михаилу: